Удивительные истории — УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ
Удивительные истории УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ (продолжение) В. Вальков
Коррида
Очередной «проступок» Зайцева не остался незамеченным. Самовольство было вопиющим. Большинство сотрудников были разосланы по заданиям, так что был удобный момент поставить нарушителя дисциплины на место, поговорив с ним с глазу на глаз. Ирина Николаевна, сурово сдвинув брови, направилась в его сторону. Увидя по ее глазам надвигающуюся грозу, он встал, резким движением сдернул с плеч пиджак и, отставив его в правую сторону, в виде красной тряпки в руках тореро, скомандовал:
— Торо!
Она хотела осадить наглеца, но от возмущения перехватило дыхание, и она так и стояла с открытым от изумления ртом.
А он стоял перед нею, потряхивая пиджаком, и восклицал:
— Торо! Торо!
И глаза у него смеялись. Задыхаясь от гнева, оскорбленная до глубины души, она повернулась на каблуках и удалилась в аквариум.
Тут как раз вошла заведующая отделом рекламы, этакое белокурое чудо — полноватая блондинка с ярко-красными губами и подведенным глазами, известная своей общительностью и веселостью, – в некотором роде противоположность заведующей отделом реализации. Все в отделе у нее хорошие, со всеми она в ладу, и руководит она не указаниями, а просьбами: милочка, лапочка, дружочек, сделайте такое одолжение. И все-то у нее получается, и все ее слушаются, и все в отделе ее любят и готовы носить на руках, несмотря на несколько избыточный вес.- Здравствуйте, Людочка Петровна, вы к Ирине Николаевне? — спросил Зайцев.
— Нет, я к вам, Серж. Помогите, дружочек, у меня в компьютере пропал важный документ, попыталась найти, и он окончательно завис. Спасайте, дружочек.
— Для всех красавиц Мадрита сердце мое закрыто. Но, Людмила Петровна, для вас оно открыто всегда-с. Я не только вам с удовольствием помогу, но даже готов у вас остаться навсегда. Жаль, у вас работа мне не по профилю, поэтому я и торчу тут. У меня к вам предложение: у вас замечательный руководитель отдела, Людочка Петровна, белокурая, синеглазая, в моем вкусе. И у нас хороший – ученая, умная, красивая и все такое. Давайте поменяемся заведующими: вы нам – вашего, а мы вам – нашего. Обмен эквивалентный. Идет? Решайте, а то передумаю.
Она рассмеялась:
— Ну как же оставлю своих родных сотрудников, да они меня и не отпустят.
— Идемте, несговорчивая, я распотрошу ваш компьютер, но добуду вам ваш файл.
Примирение
Зайцев вернулся через пять минут. В тишине офиса он услышал… Неужели плачет? Подойдя к аквариуму, распахнул дверь и увидел рыдающую Ирину Николаевну. Она закрыла лицо руками, облокотившись на стол, и безутешно плакала навзрыд.
Зайцев решительно подошел к ней, взял стул, поставил рядом и сел.
— Что случилось, Ирина Николаевна? Что с вами?
Она не отвечала и продолжала рыдать.
— Вы на меня обиделись? Что я вам нагрубил? Ну простите, пожалуйста, я больше не буду. — И положил ей руку на плечо. Она не подняла головы и продолжала плакать.
— Каюсь, простите великодушно.
Не поднимая головы, она наконец произнесла:
— За что вы меня так ненавидите? Что я вам сделала?
— Это неправда. Я не могу вас ненавидеть, такую хорошую, я вас очень уважаю и люблю.
— Вы? Вы только что приняли меня за корову, а потом хотели обменять меня как ненужную вещь!
— На кого? На эту слащавую крашеную куклу? Вас? Да никогда.
Она уже перестала плакать и стала вытирать мокрые щеки.
— Вы только что в глаза ей льстили, а за глаза говорите гадости. Вы ужасный человек, Зайцев, вы двуликий Янус, вам ни в чем нельзя верить.
— Поверьте, я разыграл с ней сцену для вас, чтобы разбудить ваше сердце. Я не страшный, я чуткий – я разгадал вас, у вас есть душа. Я искренне дорожу вами, стал бы я вам грубить, если бы вы были мне безразличны. За грубость прошу прощения, и хочу, что бы мы помирились.
Она вздохнула:
— Да ну вас, я с вами и не ссорилась. А хотела! Но я даже рта не успела открыть, как вы набросились на меня со своим пиджаком. Мне стало ужасно обидно, что вы так со мной обращаетесь.
— Даю вам слово, что исправлюсь, буду вежлив и деликатен, вы этого заслуживаете. Если мы помиримся, этого больше не будет. Согласны? – Она кивнула. – Ну вот и помирились. Давайте поцелуемся. Дети всегда целуются, когда мирятся.
Она улыбнулась сквозь непросохшие слезы:
— Это совсем лишнее. Мы же не дети.
— Согласен, не будем изменять нашим половинам. Ну, я у вас ручку поцелую. Видите, какая мягкая, изящная рука. Разве можно такой ручкой раздавать пощечины и подзатыльники?
— Да вы что, я к рукоприкладству неспособна. Я даже детей не шлепаю. Хотя вас следовало бы.
— Порку можно устроить и словесную. Как вы мне намедни. Я даже взгляда вашего строгого стал побаиваться.
— Да будет вам. Скажите, за что меня все не любят?
— Сотрудники вас ценят, этого довольно. А за что вас любить? За то, что вы начальница?
— Я о деле думаю.
— Мы все о деле думаем. А вы думаете о своем авторитете, о порядке, который неправильно понимаете. Вы захотели себя стразу зарекомендовать, начиная со строгости. Вас так начальство настроило, а вы плюньте на это. Вам это не нужно, доброта сильнее строгости, выгоднее для вашего авторитета. Говорю с вами откровенно, потому что ценю вас, уважаю и люблю. Я вас разглядел раньше, чем другие, я увидел вашу душу. Если вы им откроетесь как мне, они вас полюбят.
— Спасибо, я поняла. Поняла свою ошибку. Буду исправляться.
Она окончательно успокоилась, вынула зеркальце и платок.
— А где все? Они уже должны были вернуться. Не хватало еще, чтобы они застали в таком виде.
— Вот видите, у коллектива от вас тайны. Завтра юбилей у нашего старшего менеджера. Вот и готовятся, чтобы устроить банкет, пошли договариваться в кафе.
— А разве нельзя устроиться здесь? Места много, есть и холодильник, и микроволновка. Зачем тратиться на кафе? Вы же гуляли при прежнем заведующем, а при мне? Чем я хуже?
Он опять схватил ее руку и прижал к губам:
— Ирина Николаевна, до чего же я вас люблю! Особенно за женскую логику, она непобедима. Я мигом все устрою. Я их разыщу и мы все переиграем. Мы устроим грандиозную пьянку с вашим участием прямо на работе в честь нашего примирения. Мы посадим вас рядом с юбиляром как свадебного генерала. Он будет безумно рад и все будут рады…
Она испугалась:
— Вот еще что выдумали. Я лучше с краешку сяду, я все-таки человек новый, и насчет пьянки…
— Это для красного словца. Шампанское не водка, много не выпьешь…
— Насчет примирения и ссоры. Вы никому не рассказывайте, что я плакала. И вообще, какая ссора… Я приду, только если вы будете со мной повежливее.
— Во мне можете не сомневаться, я вас не выдам. Теперь я ваш истинный поклонник и всегда буду с вами исключительно вежлив. Правда, я иногда бываю вежлив, как сивый мерин…
На другой день прямо в офисе состоялся торжественное празднество по поводу 60-летнего юбилея самого уважаемого работника отдела, на котором заведующая отделом Ирина Николаевна зачитала приказ генерального директора фирмы о награждении юбиляра премией и ценным подарком за долголетнюю безупречную службу. Вообще все были приятно удивлены возвращением традиции, переменой в атмосфере отдела и нашли Ирину Николаевну очень славной и симпатичной. Юбилей удался на славу. Виновник стал всех благодарить и в итоге расплакался. Дело в том, что он против своего желания собрался уходить на пенсию — по настоянию жены. «Твои дети обеспечены, а внуки совсем заброшены, дача запущена, в доме нет мужчины» и т.д. Никакие уговоры на нее не действуют, сказал юбиляр, «она у меня строптивая».
На этом можно закончить эту удивительную историю об укрощении строптивой начальницы, однако остаются некоторые сомнения. Возможно ли вообще укрощение строптивой женщины, и допустимо ли укрощать женщину грубостью и бестактностью, если строптивость им, женщинам, на роду написана? Может быть, лучше лаской, не унижая ее достоинства? Или постараться найти ключи к ее сердцу? Может быть, укрощенная, она что-то потеряет в себе и останется на вторых ролях. Может быть, от этого потеряют и окружающие…
