Операция на сердце

Время от времени нас тревожат жуткие сообщения о новом виде бизнеса – торговле человеческими органами. В интересах медицины. Одно дело – кости тигра, рог носорога, панты оленя, печень трески или вообще любого животного. Другое – органы человека, которые издревле использовались в лечебных или ритуальных целях. У папуасов – мозг, у аборигенов Африки – печень, многие дикие племена особенно ценят кровь и сердце врага. Их добывали охотой, убийством, войной. В наше время хирургам приходится уповать на несчастные случаи. Профессор Преображенский обращался к своему ассистенту: «Иван Арнольдович, вы всё-таки следите внимательно: как только подходящая смерть, тотчас со стола – в питательную жидкость и ко мне!» (М. А. Булгаков «Собачье сердце»)
Кстати, о сердце. Современная медицина освоила способы пересадки органов, особенно сердца. А где его взять в случае необходимости, если нет подходящей автокатастрофы?
Ночной перекрёсток
Глубокой ночью на пустынном перекрёстке, скудно освещённом уличным фонарём и двумя-тремя непогашенными окнами, появилась тень. Это был человек в чёрном плаще и головном уборе, похожем на фригийский колпак. Бледное лицо с пронзительными глазами, казалось, излучало фосфорический свет, слабый и зеленоватый.
Человек в чёрном внимательно огляделся, чтобы убедиться, что улица пуста. Он поднял правую руку и щёлкнул пальцами. Откуда ни возьмись, из темноты выплыла сутуловатая фигура. Видимо, чтобы удостоверить свою явку, сутулый чиркнул о штаны спичкой, которая извергла целый сноп бенгальских огней.
– Какого черта! – зашипел человек в чёрном. – Вы не в цирке, сейчас не до ваших фокусов. Дело сугубо тайное, а вы устраиваете световые эффекты.
– Я здесь, маэстро Полтергейстер, своей собственной персоной.
– Вы не персона, а мой ассистент! Запомните это, Барабашка. Вам было поручено узнать…
– Да, патрон, я с этим и прибыл.
– Где он? Вы уверены, что он тот, кого я вычислил?
– Обижаете, маэстро, у меня хороший нюх. Через несколько минут он будет на этом перекрестке.
– Вы готовы? Где ваш инструмент?
– Всегда со мной.
Ассистент вынул из-за пояса короткую дубинку. Это был железный прут, одетый в резиновый шланг.
– Только полегче, приятель. Он мне нужен живым.
– Но ведь потом его все равно придется выбросить.
– Я сказал живым!
– А если он очнётся? – усмехнулся ассистент. – Получите ли вы его согласие на операцию?
– Замолчите, убийца! Ни слова больше! – У человека в чёрном от возмущения вспыхнули и загорелись гневом глаза, несколько искр вылетело из них с тихим треском и попало на одежду ассистента. Тот рукой быстро загасил тлеющие пятнышки.
– Ах, мы суеверны, – лицемерно вздохнул названный Барабашкой. – Ай-ай, новый костюм…
– Перестаньте паясничать. Слушайте, вы, киллер! Если не гарантируете его жизнь…
– Гарантирую! – ударив себя в грудь, с пафосом воскликнул ассистент. – Гарантирую! Но только до операции.
Его осыпал новый сноп искр, костюм задымился.
– Простите, эччеленцо, я больше не буду… Ай-ай-ай, совсем новый костюм, судя по запаху, чистая шерсть… Но предупреждаю, маэстро: если пациент вдруг возьмёт слово, я сниму с себя всякую ответственность.
– Живым и только живым. Иначе мне придётся вышвырнуть вас обоих.
Паранормальная хирургия
В эту ночь звёздное небо, казалось, превратилось в сплошные Плеяды. Небо стало ещё чернее, а звёзды светили ещё ярче. Так что даже одного звёздного сияния хватало, чтобы осветить странную картину, разыгравшуюся в небольшом сквере в глубине двора, расположенного вблизи упомянутого перекрестка.
Центром картины был грубо сколоченный стол, по обе его стороны стояли двое с перекрестка. На столе лежал третий с запрокинутой головой, обнаженный по пояс и с разверстой грудью.
Ассистент держал в руках окровавленный нож, а человек в чёрном с горящими глазами, погрузив руки в огромную рану на груди лежащего, вцепился обеими пятернями в обнажившееся сердце.
– Тысяча чертей, – раздался возглас. – Почему оно не вынимается? Одно из двух: или это сердце состоит из одних нуклонов, или его что-то держит.
– Этого не может быть, – отозвался ассистент. – Я перерезал все, что его связывало с телом. Позвольте, я попробую.
– Я устал. Пожалуй, попробуйте. Если я его не заполучу до рассвета, звёзды померкнут, и тогда всё кончено. Дневной свет для меня равносилен гибели, – пробормотал Полтергейстер.
Ассистент отшвырнул нож, засучил правый рукав и полез в грудную полость убитого. Раздался глухой вопль.
– О, черт! Я, кажется, укололся. Э, да оно бьётся! Кажется, я понял, почему оно так крепко сидит. Похоже, его держат какие-то распорки. Так и есть, – тараторил ассистент, продолжая шарить в груди убитого, – одна справа, другая слева. Ими оно и зацепилось. Сейчас вытащу, только его надо умеючи повернуть…
С этими словами он вытащил из груди убитого сердце и нелепо уставился на него. Действительно, было от чего прийти в изумление. Красное, с синеватыми прожилками и патрубками отрезанных сосудов, оно пульсировало. Но что ещё удивительнее – с одной стороны из сердца высовывался наконечник стрелы, с другой – её оперённая хвостовая часть.
– Тысяча чертей! – воскликнул ассистент. – До этого видел подобное только на заборе.

– Вот оно, злополучное сердце! – заорал Полтергейстер. Он выхватил у помощника сердце и, держа его за оперение стрелы, в экстазе пожирал глазами. – Вот причина всех несчастий! Вот средоточие пагубных страстей. Теперь секрет твой понятен – ты пропитано ядом стрелы! Тебе не место в груди смертного.
– Полтергейстер, не могу понять, – проговорил ассистент, – зачем вам понадобилось сердце человека, на что оно годится…
– Оно необходимо для пересадки важным персонам, жившим когда-то на Олимпе. Это бизнес, и ничего больше. Я занимаюсь этим три тысячи лет. Они расплачиваются благосклонностью, а это дороже всего. Раньше управлялся один, но теперь состарился, и мне нужен ассистент, потому я и позвал вас, коллега.
– А разве олимпийцы ещё живы?
– Они существуют, иначе кто будет управлять небесными сферами? Олимпийцы периодически нуждаются в обновлении телесной оболочки, бессмертна только их душа. Они переселились подальше от человека, но иногда появляются вблизи Земли, пролетая в небе, и глупые люди начинают судачить о неопознанных летающих объектах. А мы с вами, коллега, иногда шалим под носом у обывателей, и тогда они со страхом поминают нас.
– Но мы ничего плохого не делаем…
– Мы нарушаем законы физики, и это их пугает.
Что искал Диоген в толпе
– Мир был создан не для прихоти смертных, – продолжал Полтергейстер. – Ан нет, прихотям нет конца! Ладно бы они занимались выяснением отношений среди себе подобных – им этого мало. Твари и гады земные и морские – все подвергается уничтожению. Сведены леса, изрыты недра, скудеет земля плодоносящая… Земная твердь, вода и воздух – ничто не осталось в первозданном виде. Уже покушаются и на светила небесные!
– Да вы прямо правозащитник природы, Полтергейстер, не маг, а профессор, – съязвил ассистент. Полтергейстер иронию не принял:
– Ещё египетские фараоны издавали законы по защите природы от человека. Бертран Рассел честно признал: человеческий род – это ошибка, без него Вселенная была бы не в пример прекраснее. В этом я с ним полностью согласен.
В деяниях божественных всё гармонично, подчинено общему порядку. В природе царит гармония, идёт постоянный обмен веществом и энергией, целостность сохраняется. В деяниях человека всё убого, способы грубы, следствия ужасны. Всё, к чему прикасается человек, для природы потеряно. Камни превращаются в стены и пирамиды, металл – в машины и оружие. Всё созданное человеком способно только разрушаться. Каменный век оставил нам скребки да рубила, античность – развалины, средневековье – руины замков. А что оставит нынешний век на месте лесов? Разорённые недра, груды отходов и бетонированное запустение. И при этом люди возомнили, что они одерживают победу над Вселенной, что они творят историю! Тогда как история использует их как марионеток, ибо всё предопределено на небесах.
Человеку всегда всего мало – мало собственности, мало денег, мало власти, мало друзей, мало одной жены. В своём желании обладать всем он ломает жизнь, разбивает души, и в итоге сам страдает от одиночества.
Диоген ходил в толпе с фонарём, – продолжал Полтергейстор. – Говорил я ему: «Эй, Диоген, не смеши людей! Что ты ищешь с фонарём среди бела дня?» На что он отвечал: «Народу много, а Человека днём с огнём не найдёшь». Да разве только он один так думал? Почитайте современного поэта, любимца читающей публики:
В неисчислимом человечестве
Большая редкость – Человек.
Но поскольку человек существует – пусть живёт, хотя он стал причиной всех бед. Он полагает, что идет по пути прогресса и раскрепощения, но при это отбрасывает совесть и мораль. Судьба окружающего мира и самого человечества в руках человека – вот что ужасно. Кто излечит его от гордыни, алчности, эгоизма и легкомыслия, от жестокости и злобы?

Он будет жить
Уже без пафоса, обращаясь к изъятому сердцу, Полтергейстер заключил:
– Я спас этого человека, лишив его сердца. Я проделал бы это со всеми остальными людьми, если бы мог, чтобы положить конец безумствам. Ему ты приносило только страдания. В груди олимпийца ты будешь биться вечно и согреешь его леденящее бессмертие. Вечность прекратится, если не будет питаться бренностью.
Так невнятно и глухо пробормотал он, заворачивая бьющееся сердце в целлофановый пакет; стрела, торчавшая в нем, тут же прорвала пленку и высунулась наружу. Чтобы не уколоться, он с усилием загнул ее концы внутрь и положил пакет в карман плаща.
Ассистент стоял рядом, зажав пораненный палец и морщась, бормотал: сердце, мол, не лучшего качества, ритм редкий, признаки ишемии в начальной стадии…
Однако и его что-то завораживало, но не сердце, нет. Он не мог оторвать взгляда от блестящего наконечника стрелы, о который укололся. Неведомое ему чувство боли теперь охватило всю правую руку, проникло внутрь тесной груди и застряло там в виде какого-то беспокойства. Это было непривычно для него и потому внушало боязнь, похожую на страх всякого здорового человека перед заразной болезнью.
Чтобы прервать раздражавшее его бормотание шефа, он спросил:
– Куда девать эту падаль?
Человек в чёрном резко повернулся и воскликнул:
– Неужели ты думаешь, сын ведьмы, что Полтергейстер способен на убийство? Да за одно это я готов испепелить тебя!
Он смерил ассистента презрительным взглядом. Подобно сварливым людям, он чрезвычайно легко вспыхивал гневом, но так же быстро остывал.
– Уверяю, любезный, когда-нибудь ты поплатишься за свою бестактность. А сейчас отвечай: сколько лет этому человеку?
– Вы спрашиваете, сколько лет было покойнику?
– Отвечай на вопрос, ничтожный.
– Думаю, за тридцать. Полагаю, тридцать пять.
– Так вот. Он проживет еще столько же и еще сверх того, если захочет.
– В это трудно поверить, маэстро, глядя на его труп, к тому же ограбленный… я хотел сказать, разъятый.
– Пропускаю это оскорбление мимо моих утомленных тобой ушей. Так вот. Во время операции я впрыснул ему двойную дозу андрокордина – препарата, приготовленного мной по всем правилам чёрной магии. Воленс-ноленс он будет жить. Сгусток крови, скопившийся в полости груди, под воздействием лекарства даст начало новому органу. Восстановятся ребра, срастутся мышцы, затянется рана.
– Великий Полтергейстер, вы всемогущи. Взгляните – рана затягивается прямо на глазах…
– До восхода солнца она закроется. Он будет жить, но перестанет творить зло и будет счастливым, потому что у него вместо нездорового уязвимого органа, обуреваемого страстями и алчностью, будет исправный насос…
– Смотрите, маэстро, – там, на востоке…
– Увы, это взошла утренняя звезда. К сожалению, это не звезда, а планета, и она мне не подвластна. Она предвещает скорую зарю. Сгинь, приятель, и постарайся лишний раз не попадаться мне на глаза. Нам пора.

Гравюра художника С. Красаускаса.

Озарение и ошибка Полтергейстера
Ассистент повернулся, чтобы уйти, но что-то его остановило. В его голосе появилась странная нота.
– Патрон, у вас остаётся сердце. Может быть, вы отдадите мне стрелу?
– Что ещё за фанаберии? Зачем она тебе?
– Отдайте, прошу вас, эччеленцо…
– Уж не хочешь ли ты, несносный, отдать стрелу своей матери-ведьме, чтобы она выведала, по какой причине она поразила грудь несчастного? Не хочешь ли ты, нечистый, стать на его место? Уж не задумал ли ты приворожить земную женщину с помощью гнусных чар своей мамаши?
Ассистент стоял, вытянувшись перед шефом, потрясённый разоблачением. Полтергейстера это озадачило; такого поворота он не предвидел

Вдруг его осенило:
– Какая мысль! Как она раньше не пришла мне в голову! Без этого моя миссия будет исполнена лишь наполовину или вообще теряет смысл. Ну что ж, я отдам тебе стрелу… Но ненадолго. Пусть твоя мамаша-ведьма поколдует над ней и выведает, кто Она. Потом ты вернёшь мне стрелу. Но за мою доброту ты вместе со стрелой принесешь мне её сердце.
– О маэстро, не понимаю, что такое вы говорите!
– То, что слышишь. Сейчас ты пойдешь и принесёшь мне женское сердце. Я наколю его на ту же стрелу.
– Патрон, я не могу этого сделать. Кто бы Она ни была – женщина не выдержит этого, её сердце перестанет биться при первом же ударе ножа.
Полтергейстер всплеснул руками:
– Скажите, какое человеколюбие! Да откуда тебе это знать, и с чего ты это взял? Сразу видно, что ты совершенно не знаешь женщин. Они дьявольски живучи. Правы итальянцы, которые говорят: в теле женщины семь душ и одна маленькая душонка. Впрочем, все эти разговоры ни к чему. Твоё дело повиноваться. Иди и без сердца не возвращайся.
Ассистент упал на колени.
– Маэстро, я не могу этого сделать. Я ранен стрелой… И, кроме того, неужели вы и вправду считаете, что для меня нет ничего святого? Я не могу погубить невинную душу.
– Встань, любезный. Ты сделаешь это. На, возьми – после вскрытия впрыснешь ей андрокордин, и у неё взамен изъятого сердца вырастет другое. Оно будет исправно перекачивать кровь столько лет, сколько ей отпущено судьбой. При этом оно не будет болеть и страдать, да и от самой женщины будет меньше вреда. Ты сделаешь благое дело. Уверяю тебя, она станет счастливой. Люди без сердца, имеющие в груди лишь совершенный насос для ритмичной подачи к органам тела свежей крови, – такие люди счастливы. Но мне пора – я вижу свет зари на востоке, и мне надо возвращаться. К полночи жду тебя, и с пустыми руками не возвращайся.
Полтергейстер, видимо, был уверен в своей безграничной власти над жалким отпрыском заурядной ведьмы. Но на этот раз он ошибся. Неожиданно ассистент рывком бросился на патрона, и прежде чем тот опомнился, обрушил на его голову молниеносный удар дубинкой. В принципе это нападение не могло нанести магу физического ущерба, тем более что телесную оболочку он постоянно менял, считая её принадлежностью гардероба. Но от удара из его глаз посыпались целые снопы искр, от которых загорелась его одежда. Барабашка проворно выхватил из кармана склянку, подаренную мамашей, и подлил масла в огонь.
Трудно стать человеком
Вспыхнул феерический костер, и, не выдержав нестерпимого жара, отлетела к небесному своду несгораемая душа маэстро. Барабашка следил за нею, пока она не скрылась из глаз. Он знал, что патрон не простит ему бунта, но сейчас это его не волновало. «Брошу всё, – думал он, – стану человеком, и плевать я хотел на Полтергейстера».
Когда огонь погас, ассистент, пошарив в золе, нашёл погнутую стрелку из блестящего металла. Обжёгшись, он стал перебрасывать её с ладони на ладонь, дуя изо всех сил на руки, пока железка не остыла, и он смог её выпрямить.
Впервые в жизни нелепый и бесчувственный Барабашка ощутил непонятное смятение в душе. Он поднял руку и с силой ударил себя в грудь стрелой, стараясь попасть острием прямо в сердце. Но стрела вдруг обернулась серебристой змейкой, обвилась вокруг руки и больно укусила за палец. От неожиданности он выронил её, и упавшая змейка издала металлический звук – она снова превратилась в стрелу. Барабашка поднял её и снова попытался вонзить себе в грудь. Но стрела опять обернулась змеёй и плюнула ему в лицо ядом. Тут он опомнился, посмотрел укоризненно на змейку, но та уже была стрелой.
– Любовь зла. Ну её, – вздохнул Барабашка, утирая лицо от яда, не повредившего ему. Он подошёл к столу, на котором спал оперированный. Рана его совершенно затянулась. Барабашка, после минутного колебания, изо всех сил вонзил стрелу в грудь спящего, сказав при этом:
– Живи и продолжай в том же духе.
Стрела вошла вся без остатка, ранка мгновенно затянулась, не оставив шрама. Спящий был потревожен, он шевельнулся и начал просыпаться. Ассистент мгновенно исчез.
Человек между тем открыл глаза и сел, потирая рукой левую сторону груди. Он с удивлением огляделся. Уже рассвело. Никакой ясности в голове не было. Не удавалось припомнить, как его сюда занесло. Он тяжело вздохнул и сказал сам себе:
– Ничего не помню. Это ужасно. Надо меньше пить.