Кушнер Александр Семёнович С Юбилеем!

Поэт, эссеист

Лауреат государственной премии РФ

Времена не выбирают…

Поэзия – суть существование души,

ищущее себе выхода в языке,

и Александр Кушнер тот случай,

когда душа обретает выход».

Иосиф Бродский

Дмитрий Лихачев называл Александра Кушнера «поэтом жизни во всех её проявлениях». Лидия Гинзбург находила в его стихах «взаимосвязанность жизнеутверждающего и трагического». Иосиф Бродский отмечал как достоинство: «Он скорее сух там, где другой бы кипятился, ироничен там, где другой бы отчаялся».

14 сентября 2021 года одному из лучших лирических поэтов XX века исполнилось 85 лет.

Александр Семёнович Кушнер автор около 50 книг стихов (в том числе для детей) и ряда эссе и статей о классической и современной русской поэзии, собранных в семи книгах.

В 1954 году Александр окончил школу с золотой медалью, учился на факультете русского языка и литературы Ленинградского государственного педагогического института им. А. Герцена. В 1959—1970 годах преподавал в школе русский язык и литературу. В конце 1950-х — начале 1960-х входил в литературное объединение (лито) при Горном институте под руководством Глеба Семёнова. Стихи начал публиковать в 1956—1957 в ленинградских альманахах и периодических изданиях. В 1960 году стихи Кушнера вошли в «ленинградский» выпуск подпольного журнала «Синтаксис» и были перепечатаны на Западе в журнале «Грани». Первая книга стихов была опубликована в 1962 году. С 1970 года перешёл на профессиональную литературную деятельность. В советское время широко печатался в СССР, но при этом дважды подвергался публичному остракизму, в 1963 году в журнале «Крокодил» и ленинградской газете «Смена» и в 1985 году в газете «Правда».

Стихам Кушнера свойственна скромность, близость к прозаической речи; мастерство поэта раскрывается только при неторопливом чтении этих стихов – в соответствии с тем, как сам Кушнер раскрывает окружающий мир.

Многие поэты от ранних стихов уходят далеко. У Кушнера же небывалое постоянство, верность себе. Меняются ритмы, становятся более длинными и неторопливыми строки, длиннее порой и сами стихи (особенно в книжке «Канва», которая по сути является первым по времени избранным), но в главном Александр Кушнер остается всё тем же.

Выразительную характеристику языка Кушнера дал его современник Иосиф Бродский: «Если можно говорить о нормативной русской лексике, то можно, я полагаю, говорить о нормативной русской поэтической речи. Говоря о последней, мы будем всегда говорить об Александре Кушнере».

Тот же Бродский дал общую оценку творчества: «Александр Кушнер — один из лучших лирических поэтов XX века, и его имени суждено стоять в ряду имён, дорогих сердцу всякого, чей родной язык русский».

Сам о себе, о жизни и творчестве поэт в беседах с журналистами в разные годы рассказывал следующее:

«О месте и назначении поэта в нашей жизни сказано столько высоких слов, что, боюсь, они уже плохо доходят до нас. Попробую сказать об этом по-другому. Место поэта – за письменным столом. Все остальные места – подступы к нему, будь то учреждение, завод, очередь к прилавку, городской сад или морской берег. (Самое далекое от стола место, на мой взгляд, эстрада.) Поэт, мне кажется, должен жить общей жизнью со всеми и меньше всего думать о себе как о поэте. Его жизнь за письменным столом – это общая жизнь со всеми».

«Поэзия, при всем своём устремлении в будущее, нуждается в прошлом, как самолет – во взлётной полосе. Античность, мифология, древняя история растворены в сегодняшнем дне, воздухе, сознании, языке и не имеют никакого отношения к ретро».

«События внешней и – хотел сказать: внутренней, но запнулся – душевной жизни так переплетены, что их не развести, не разнять, не растащить. Вы спрашиваете о прошлом. Моё детство пришлось на годы войны. Когда она началась, мне было четыре года. Я не люблю вспоминать войну и не понимаю, как пишут о ней поэты, слава богу, не захватившие её. Послушать некоторых – так они, можно подумать, едва ли не сидели в окопах и гибли под бомбежкой. А я помню, как мать, когда нас везли в эвакуацию, едва не отстала от эшелона, – спасибо машинисту, увидевшему двух женщин с чайниками, бегущими, расплескивая кипяток, и остановившему поезд. И ничего ужаснее этого момента долгое время не было в моей жизни. Так вот, писать о войне стихи я, мне кажется, не имею права: это прекрасно сделало старшее поколение наших поэтов, прошедших через войну. Повторю: внешнее событие и событие внутренней жизни в стихах должны быть слиты, иначе поэзия перестанет быть поэзией».

«Если говорить о моем поколении, то я считаю: нам сказочно повезло. Вторая половина ХХ века была, безусловно, благополучной: ни войн, ни революций, ни «кровавых костей в колесе». Мало того, мы увидели крушение одряхлевшей советской власти и её идеологии. Не всем выпало такое счастье: многие мои друзья старшего поколения не дожили до перемен. Когда вспоминаешь, что пришлось вынести Ахматовой и Зощенко, понимаешь: стыдно жаловаться. Нет, искать оправдание для своей слабой поэтической работы в цензуре, в давлении со стороны или в рыночных отношениях не следует».

«Поэт должен быть точен. Нельзя допускать случайные, сомнительные, а главное, необязательные вещи в стихах. Стремлюсь к абсолютной точности воспроизведения всей жизни и своего отношения к ней. Ну, как художник не может допустить небрежности: один неверный мазок – и картина рухнула. Одно неточное слово может погубить стихотворение».

А. Кушнер с И. Бродским, Вашингтон, декабрь 1987

***
У меня зазвонил телефон.
То не слон говорил. Что за стон!
Что за буря и плач! И гудки!
И щелчки, и звонки. Что за тон!

Я сказал: — Ничего не слыхать. —
И в ответ застонало опять,
Загудело опять, и едва
Долетали до слуха слова:

— Вам звонят из Уфы.— Перерыв.—
Плохо слышно, увы.— Перерыв.—
Все архивы Уфы перерыв,
Не нашли мы, а вы?— Перерыв.

— Все труды таковы,— говорю,—
С кем, простите, сейчас говорю?
— Нет, простите, с кем мы говорим?
В прошлый раз говорили с другим!

Кто-то в чёрную трубку дышал.
Зимний ветер ему подвывал.
Словно зверь, притаясь, выжидал.
Я нажал рычажок — он пропал.

Времена не выбирают

Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.

Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; я в пять лет
Должен был от скарлатины
Умереть, живи в невинный
Век, в котором горя нет.

Ты себя в счастливцы прочишь,
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?

Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время – это испытанье.
Не завидуй никому.

Крепко тесное объятье.
Время – кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас – его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять.

С женой Еленой Невзглядовой в Вырице, 2010г.

«И когда меня спрашивают, хотел бы я жить в каком-нибудь другом веке, я отвечаю: «Нет». «Нет» потому, что тяжкий опыт нас кое-чему научил. Научил ценить простые вещи: домашнюю тишину, чистое белье, паровое отопление, книги на книжной полке. Научил ценить любовь, дружеский разговор, настоящие стихи».

Источнеики:

1. Неиссякаемый сюжет поэзии : [беседа с поэтом А. Кушнером /

 беседу вел А. Кузнецов] // Вопросы литературы. – 1986. – № 7. – С. 173-200.

2. «Российская газета» № 4170 от 14 сентября 2006 г.

Елена Елагина, Санкт-Петербург

3. ru Ведущая рубрики Инга Земзаре (сентябрь 2012)