Персия.Сказка тысяча и одной ночи.
Мозаика, складывающаяся из образов библейского Элама, империи Ахеменидов, Багдада халифа Гарун ар-Рашида, Самарканда эмира Тимура… Персия – современный Иран, — то стяжала славу величайшей державы, то сама попадала в зависимость. Её культура повлияла на становление искусства и науки исламского мира. Зародившиеся в Персии идеи и образы получили развитие и на европейской почве.
«Прародина» барокко
Конечно, барокко, прежде всего, — стиль, отразивший мироощущение западноевропейского человечества XVI, XVII и отчасти XVIII столетий со всеми присущими эпохе страстями, совершенством прихотливых празднеств и безграничностью власти. Однако его предвосхищение можно обнаружить в формах художественной культуры, возникшей как прославление могущества и великолепия персидских владык. Bazm (праздник) и razm (борьба) – вот достойные повелителя занятия согласно «Шахнаме» («Книге царей»), их жизнь, влекомая то к свету, то к мраку, требовала соответствующих декораций.
Памятники архитектуры, сохранившиеся полностью или лежащие в руинах, позволяют нам представить, каким образом стремление к увековечиванию власти и жажда роскоши изменяли физическое пространство. Персия как величайшая империя древности рождается при Ахеменидах. Её основатель – Кир II Великий – заложил столицу – Пасаргады. Когда-то её окружали легендарные сады парадизы. Скорее это были огромные парки с регулярной планировкой, каскадом террас, оправленными в камень каналами и бассейнами, изящными павильонами. Плеск и свежесть воды горных ручьёв, воздух, напоённый ароматами роз и жасмина, услаждающие взор краски цветников, манящие сочными плодами фруктовые деревья и стройные силуэты кипарисов по периметру – роскошь, на которую персидская знать не щадила средств. Парадизы были эмблемой утонченного вкуса восточных царей и вельмож на протяжении столетий; они, так или иначе, повлияли на возникновение в Европе садов с партерами, достигших пика причудливости в эпоху барокко. А драгоценные персидские ковры со стилизованным цветочным орнаментом и осевой композицией воплотили желание «воспроизвести» райский уголок ухоженной природы в интерьере.
При Дарии I Великом, именовавшемся «царём царей и царём стран», было развернуто грандиозное строительство. Сначала он возродил великолепие Суз – древнейшего города, память о богатстве которого осталась в Ветхом Завете. Персидский монарх распорядился расширить и заново отделать дворец, принадлежавший некогда правителям Элама. Складывается новая система декора: наружные стены построек стали украшать изразцами и рельефными глазурованными кирпичами, изображения — крылатые сфинксы, быки, львы, воины — символизировали безграничную мощь светской власти. Интерьеры насыщаются красками — их убирали драгоценными тканями и коврами с шелковистым ворсом; скульптуру из мрамора оживляли блеском золота и каменьев. Под высокими сводами дворцовых залов рождается вкус к изысканности, утонченная нега овевает личные покои – не это ли культивировал спустя 20 с лишним столетий Людовик XIV, король-солнце?
Столицей империи при Дарии I стал Персеполь. Дворцовый комплекс в этом городе возводился на протяжении нескольких поколений Ахеменидов. Он раскинулся на огромной террасе (450х300 м²), которая частично была усеченной естественной скалой, а вторую часть сложили из каменных блоков, скрепив их железными скобами. Самыми грандиозными дворцовыми постройками были ападана Дария-Ксеркса и Стоколонный зал. О подавляющем величии этих сооружений ныне мы судим по их руинам. Войны и забвение стирают следы прошлого. Но идеи живут дольше, чем монументы, — изобретенная персами роскошь как фантастический огонь снова и снова манит подобные бабочкам души. Властелины новых империй также желают, чтобы огромное и сложно организованное архитектурное пространство заставляло физически ощущать их почти сверхчеловеческий авторитет.
Персидский след
Будучи сверхдержавой Древнего мира, Персия аккумулировала знания и достижения завоёванных народов, переплавляла их в горниле собственной культуры, обновляя её. А затем этот культурный капитал сам стал питательной средой. Через Иран издревле пролегали великие торговые пути, соединявшие страны Средиземноморья с Индией и Китаем. Эти кровеносные сосуды моды и роскоши распространяли восточные вкусы, материалы и технологии по всей Евразии. В ходе обмена в новые земли попадали образцы персидского дизайна — адаптированные там, они уже не торопились обнаружить своё происхождение.
Как считает историк архитектуры О. Шуази, для становления искусства Византийской империи огромное значение имела Малая Азия, где дух греческой культуры и римских традиций взаимодействовал с влиянием Ирана. В архитектуре Древней Персии берут начало многие строительные принципы, которые можно найти и в константинопольской Святой Софии и в раннехристианских базиликах Запада. Иранское зодчество воздействовало и через Сирию на Южную Италию, Сицилию, Испанию. Оно само уже принимает арабский характер и, встречаясь с потоком византийских идей, порождает стрельчатую архитектуру Сицилии и Калабрии.
Персия питала искусство Армении и в те времена, когда последняя была сатрапией царства Ахеменидов, и позднее, когда она стала уже христианским государством. Под влиянием персидских мотивов здесь рождается оригинальная художественная культура, а её образцы начинают экспортироваться через Чёрное море на юг России, в Румынию, Сербию. Армянское искусство перенесло иранские традиции торговыми караванами на север и запад Европы. Персидское влияние ощутимо в романском стиле орнаментики Нормандии, Англии, Ирландии. Чисто иранский характер присущ растительному декору церквей Ростова и Владимира и гротескным львам на рельефах собора в Байе (Франция).
Персия славилась своим текстилем, вместе с коврами и тканями ориентальные вкусы воздействовали на моду в костюме и стили интерьера. Знаменательно, что тяга к восточной роскоши в XX веке проявлялась как предчувствие экономических катаклизмов и политической нестабильности. «Шехерезада» и другие восточные балеты дягилевских «Русских сезонов», вечеринка «1002-я ночь, или Торжество по-персидски», устроенная в 1911 г. кутюрье Полем Пуаре, заставили бомонд Парижа и других столиц обновить гардероб, но Первая мировая развенчала эту моду. Мариано Фортуни, создававший вневременные творения в своём собственном стиле, продолжил в период между двумя мировыми войнами воплощать вдохновлённые Персией идеи. Были и другие дизайнеры-сторонники ориентализма. В 1920-е постоянная тема живописи А. Матисса — одалиски с их бесконечной сиестой. Раз за разом впечатление от картин становилось тревожнее, а Запад тем временем шёл навстречу «чёрной пятнице» 1929 г.
В 1976-м Ив Сен-Лоран в коллекции «Русские балеты/ оперы» вернулся к Дагилеву и Баксту и показал коллекцию, чарующую сложными формами, мягко драпирующимися объёмами и вибрирующим колорита. Цвет притягивает внимание зрителя раньше, чем другие выразительные средства, а цвет у Сен-Лорана просто гипнотизировал: алый, пурпурный, изумрудная зелень, матиссовский синий, чёрный и много-много золота. Текстура бархата, парчи, тафты, отделка вышивкой и галуном, обильные золотые украшения, тюрбаны и меховые шапки – обрусевшей Шехерезаде в неспокойные 70-е хотелось скрыться под многослойностью прекрасных одежд.
За последние полгода главные подиумы мира вновь расцвести персидскими мотивами. Они предстали в явной форме или в пересказе стиля барокко, или как развитие других стилей и тем. Однако за всей этой сложной игрой повторов и переработок можно уловить живой источник – художественную культуру страны, где родились сказки о коварных правителях и нежных пери. Они и по сей день вдохновляют композиторов и поэтов, архитекторов и художников.
Людмила Калинина