Как я не Стал Бизнесменом

Как я не Стал Бизнесменом

Правдивый рассказ о научном открытии, которое привело к конфузам, краху мечты и счастливому концу

В. Коловрат

Я работаю в научно-исследовательском институте, который занимается проблемами водоснабжения и очистки стоков. Моя специализация – определение предельно допустимых концентраций (ПДК) различных загрязнений в стоках и питьевой воде. Я необычайно увлёкся своим делом, считая его исключительно полезным для человечества. Видя моё усердие, начальство не обходило меня повышением по службе, и в последнее время я уже заведовал лабораторией.

Человеколюбивая идея
Со временем я сделал весьма важный в научном и практическом отношении вывод. Он заключается в том, что вся наша работа имеет мало смысла, ибо даже соблюдение всех ПДК при обработке воды не делает её безвредной. В открытые водные источники поступает слишком много загрязнений, среди которых есть весьма ядовитые. Суть моего вывода заключается в следующем: «предельно допустимые» концентрации вредных веществ дают такой суммарный эффект, который делает питьевую воду опасной для здоровья. Значит, нужны не нормативы, а радикальные средства и методы очистки воды, которая в результате не содержала бы никаких загрязнений!
Я высказал эту человеколюбивую идею руководству института. Моя мысль в принципе хорошая, сказали мне, хотя и не новая. Однако она может стать «подкопом» под план работы института, а потому является скорее вредной, чем полезной. Мне был дан совет выбросить её из головы и направить все усилия на изучение новой группы загрязнений и определения их ПДК для рекомендации хозяйственникам.
Итак, я остался непонятым. Я решил заняться проблемой самостоятельно. Если мне удастся создать радикальное средство для очистки воды, я уйду из института и организую собственное дело – буду производить препарат и, может быть, разбогатею. Многие учёные так и делают.
В нашем институте разрабатываются фильтры и вещества, способные очистить воду – коагулянты, адсорбенты, абсорбенты и т. д., но все они недостаточно эффективны. Кое–какие наработки я использовал, и через два года бесчисленных опытов я получил комплексное вещество, легкорастворимый мелкокристаллический порошок. Препарат мгновенно переводил в осадок все примеси, химические и органические, удаляя связанные с ними запахи. Оставались только соли кальция (я добивался, чтобы препарат не умягчал воду), поэтому вода сохраняла природные органолептические свойства.

Безопасность препарата я проверял на себе, как Луи Пастер свои сыворотки. Я пил сырую воду из-под крана, пил воду из Москвы-реки. Я делал для пробы несколько глотков обезвреженной воды и ни разу не почувствовал ни малейшего недомогания, несмотря на свой застарелый гастрит. При этом меня охватывало чувство некоторой эйфории, раскованности. Очищенная моим препаратом вода явно приносила мне удовольствие. Может быть, от предчувствия большого успеха?
После первого стакана
Недавно я взял на пробу целую пластиковую бутылку воды из болота с пиявками. Я поверил в свой препарат и решил выпить сразу стакан болотной воды. Если мой слабый желудок выдержит, я одержу победу.
Закрывшись у себя в кабинете, я выпил полный стакан очищенной болотной воды и никаких неприятных ощущений не почувствовал. Вдруг постучалась младшая научная сотрудница из нашей лаборатории, говорит, меня вызывают к начальству, и тут же с обычным для неё гонором заявляет: а не пора ли, мол, мне как руководителю лаборатории, раз уж меня вызывают к начальству, поставить вопрос о повышении её в должности, то есть о переводе в научные сотрудники? На что я совершенно спокойным тоном ответил:
– Удивляюсь, сударыня, вашей наивности. Вас невозможно не то что заставить палец о палец ударить, но даже найти на рабочем месте. Вы не знаете школьной химии, не говоря уж о биохимии, а проситесь в научные сотрудники…
Эти мои слова прозвучали как гром среди ясного неба. Чтобы завлаб, тихий и деликатный со всеми, кого-нибудь отчитал! Такого ещё не бывало. Глаза сотрудницы, рослой и крутобедрой девицы с избыточным макияжем (она недурна), округлились:
– Наверное, где-нибудь в лесу медведь сдох. Теперь мне понятно, почему вы запираетесь и звените стаканами…
Её догадка, как вы понимаете, была ошибочна, и в ответ я сказал:
– А вы, сударыня, запираетесь тет-а-тет с сослуживцем после шести часов. Это ведь всем известно, даже мне. Он, между прочим, человек семейный…
Она вспыхнула, покраснела как железосинеродистый калий, и выскочила из кабинета.
Обидел девушку, но странное дело – я не испытывал даже неловкости от того, что сказал правду, хотя раньше никогда не решился бы на это.
Идя по коридору к директору, я наткнулся на сослуживца из другой лаборатории. У него была неприятная манера лезть в душу и без конца занимать деньги. Он и на этот раз остановил меня, положил мне панибратски руку на плечо и драматическим голосом, будто сейчас решается его судьба, попросил взаймы. Я снял его руку со своего плеча и спокойно ответил:
– Я не хочу слушать вас, пока вы не вернёте мне то, что брали раньше. Но и после этого я не дам вам больше ни копейки. Я вам ничем не обязан. Вся ваша дружба не стоит ломаного гроша.
Оставив оторопевшего сослуживца, я вошёл в кабинет директора. Имя нашего славного руководителя стояло под всеми трудами института, даже в переизданиях работ, написанных задолго до его назначения. Половину времени он отсутствует, другую проводит в пустых разговорах или чтении газет. Он взглянул на меня непонимающим взглядом, дескать, зачем его побеспокоили.
– Ах, да! – хлопнул себя ладонью по лбу директор. – Давно хотел вызвать вас с отчетом, по каким новым позициям нами разработаны ПДК. Нам сообщают о новых видах загрязнений. Какие будут у вас предложения по расширению плана работы вашей лаборатории? Я думаю, необходимо ввести в штат ещё одного специалиста. У меня есть кандидатура. Хорошая девушка, только что окончила институт… Правда, библиотечный, но это не так важно. Главное, сумеем ли мы вырастить из неё толкового работника. Кроме того, она дочь очень нужного человека…
– Понимаю, – сказал я. – Наш институт давно превратился в кормушку для «нужных людей». Поэтому у нас столько бездарностей, поэтому мы топчемся на месте, работаем по старинке и не можем создать что-нибудь полезное. Мы по–прежнему определяем ПДК для каждого отдельного загрязнителя, игнорируя тот факт, что сумма их – уже отрава.
Директор насторожился.
– Что вы хотите этим сказать?
– Представьте себе, что вы больны, – продолжал я с жаром, – и доктора находят у вас множество симптомов. На каждый симптом есть лекарство, предельная дозировка – одна таблетка. Вам назначают сразу двадцать или тридцать лекарств – по одной таблетке, но все сразу. Вы скажете, что это вас убьёт. Но ведь нечто похожее происходит, когда мы, учёные, рекомендуем горожанину принять в стакане обычной питьевой воды «допустимую» дозу свинца, ртути, стронция, диоксинов, нитратов, нитритов, пестицидов, наконец, некоторое «предельно допустимое» количество амёб, палочек Коха, холерных вибрионов…
– Довольно, – прервал меня директор. – Вы ломитесь в открытую дверь. Это всем давно известно. Институт давно ведёт работу по ужесточению ПДК, борется за гарантированную чистоту питьевой воды. Однако вас эта задача, видимо, не вдохновляет. С таким настроением, знаете ли, вам трудно будет дальше руководить лабораторией…
– В которую вы желаете пристроить очередную не слишком грамотную родственницу…
– И не только руководить лабораторией, – остановив меня жестом, продолжал директор, – но и вообще… мы с вами вряд ли сработаемся.
Я вылетел из кабинета как на крыльях. Я понял главное: правда для меня стала важнее всего. Я забрал из лаборатории пузырек с синтезированным препаратом и с легким сердцем покинул стены института, где основным делом для большинства сотрудников считалось вовремя получить зарплату, а главной доблестью – умение написать хороший отчет.
После второго стакана
– Что-то ты сегодня раньше меня, – сказала жена, придя с работы. – Не случилось ли чего?
Она у меня ужасно прозорливая и вечно пристаёт со своей чуткостью. Она считает меня трусом, не умеющим постоять за себя. Больше всего она боится, чтобы меня не выгнали с работы и я не сел ей на шею. Я немного побаивался жены, а где-то в глубине души закрадывалось сомнение: а не наломал ли я сегодня дров?
Я ещё не догадывался о причине моей неожиданной смелости. Выпитая вода надолго в организме не задерживается… Я пришёл домой уже не тем правдолюбом, каким был в институте. Мы сели пить чай, и до самого вечера я огорчал домашних своим молчанием.
Утром я заперся в ванной и выпил стакан воды из-под крана, предварительно бросив туда щепотку препарата, и положил пузырек в карман. Официально я ещё не был уволен, и мне предстояло несколько важных дел, в том числе обсуждение в городской Думе Положения о чистой воде (я и раньше неоднократно представлял там нашу организацию), а также похороны бывшего директора нашего института, куда я, единственный безотказный человек, был делегирован сослуживцами.
– Ты куда разоделся? – спросила жена, видя, что вместо обычного джемпера я надел костюм. Мне совсем не хотелось давать ей отчёт во всем, и я сказал:
– По делам.
– По каким таким делам?
Настырный тон и любопытство жены меня уже раздражали. И я ответил:
– Не твоё дело. Тебя не касается.
Это было неслыханно. Жена принялась ругать меня на чём свет стоит, но я и глазом не моргнул. Тогда она схватила веник и замахнулась им на меня. Я вырвал у неё веник и зашвырнул его в угол. Не обращая внимания на вопли жены (она продолжала возмущаться), я вышел на улицу и направился к метро.
Пройдя квартал, я вдруг услышал истошный крик. Около дома мужчина с опухшим от пьянства лицом колошматил женщину. Прежде я обошёл бы их стороной, но сейчас немедленно вмешался. Детина отшвырнул меня и продолжил своё занятие. Я побежал за полицейским, благо он оказался поблизости. Он схватил хулигана за руку и прекратил избиение несчастной, оказавшейся женой этого пьяницы. Тот послушно вытянулся перед представителем власти, сказав при этом:
– Да её убить мало, стерву!
Страж порядка потребовал прекратить безобразие, пригрозив отделением. Мужчина покорно молчал, жена его стояла рядом, жалобно всхлипывая. Мне тоже хотелось сказать этим двоим, что худой мир лучше доброй ссоры, но как только полицейский скрылся за углом, женщина первая вцепилась мне в волосы, а мужчина ударил кулаком в грудь. Я упал, и они принялись избивать меня ногами, но тот же полицейский, услышав крики, мигом вернулся и тем самым спас меня от худшего. Он снова принялся увещевать парочку, а я поспешил своей дорогой.
В метро я кое-как привел себя в порядок, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не показывать своего возмущения. Людям желаешь добра, а это их озлобляет. Где логика? С такими мыслями я благополучно добрался до здания городской Думы.
Разговор по душам
В предстоящем обсуждении участвовали в основном члены комиссии городского хозяйства, представители организаций водоснабжения, директора предприятий и депутаты. В небольшом зале стоял огромный стол в виде буквы «Т», на котором были расставлены несколько подносов, а на них – бутылки с минеральной водой и чистые стаканы. Я пришёл в числе первых, народ ещё не собрался. Тут меня осенила мысль, вполне логичная. Я вынул свой пузырек и незаметно подсыпал в каждый стакан по несколько бесцветных кристалликов, а затем уселся поближе к двери. А тут и народ собрался.
Начали читать длинный документ – «Положение о водоснабжении». В нём говорилось о чистоте воды как о важной экологической проблеме. Сначала все сидели смирно и с сосредоточенными лицами. Было довольно жарко, а все при пиджаках. Вот одна рука потянулась к бутылке с минеральной водой, другая. Стаканы то и дело наполнялись. И тут раздражённый голос прервал докладчика:
– Достала эта экология!
Председатель комиссии прервал чтение, налил стакан воды, не спеша выпил, вытер губы и сказал:
– А вы думаете, мне всё это не надоело? У меня всё это вот где! – и он провёл рукой по горлу. – Если бы не скорые выборы, стал бы я тут распинаться. Мы идём на выборы под лозунгом «Сделаем город чистым и здоровым!». А что я скажу избирателям, если они вспомнят, что у нас и в прошлые выборы был тот же лозунг? Я скажу: вот – мы приняли новое положение!
– Хотите бумажкой прикрыться, модным лозунгом, – загремел бас директора завода. – Надо дело делать, господа! Если я по вашим рекомендациям перестану сливать стоки, я всю производственную программу завалю!
Разгорелся спор – явно не по регламенту.
– А вы сделайте замкнутое водоснабжение!
– Какое ещё замкнутое! – возмутился директор. – Мне по технологии чистая вода нужна, а не грязная сточная. В ней знаете, сколько всякой дряни! Вся таблица Менделеева.
– Как же вы смеете сливать всякую дрянь в реку! Промышленные стоки очищать надо!
– Мы очищаем. У нас на каждый загрязнитель есть ПДК, рекомендованный наукой. Но всё равно, такая вода не только не годится для производства – ею и полы мыть невозможно. Нос надо зажимать.
Я уж было открыл рот, чтобы высказаться, но чувство стыда лишило меня голоса. Ведь я и разрабатывал эти ПДК! Опасаясь, что всё-таки не выдержу, я выскочил из зала и ушёл из Думы.
Но смолчал я и по другой причине. До меня, наконец, дошло, что мой препарат не только очищает воду, но и, возможно, развязывает язык. Видимо, он оказывает какое-то действие на сдерживающие центры, и человек начинает говорить то, что думает.
Я ещё не знал, до какой степени эти подозрения были справедливы. А потому легкомысленно пошёл на похороны своего бывшего директора.
Похороны моих надежд
Ритуал на кладбище прошёл вполне чинно. После этого мы сели в автобус, который привёз нас к дому директора. Безутешная вдова и родственники пригласили всех участвовавших в прощании зайти к ним помянуть усопшего. Скрыться мне не удалось, и я вместе со всеми оказался в квартире у стола, на котором стояли уже открытые бутылки водки.
Честно признаться, я водку не люблю, особенно плохую. Пока, гости не уселись, я бросил в каждую бутылку по щепотке кристалликов, стараясь делать это незаметно. Если уж пить водку, так чистую. Честное слово, ничего дурного и в мыслях не имел.
Помянули, как положено, водочкой. Пригубила и вдова. Потом разрешила налить вторую рюмку. Все присутствовавшие тоже не без усердия выпивали и закусывали, сначала молча, потом пошел говорок. Вдруг кто–то некстати хохотнул. Вдова подняла голову и строго произнесла:
– Что тут смешного? Похоронили своего собутыльника и ещё смеются. – Она повернулась в сторону кухни и крикнула: – Потаповна! Ты красную рыбу гостям не подавай. Сами съедим. А с них хватит и селёдки. – И, повернувшись к гостям, продолжала: – О покойном плохого сказать не могу, но и хорошего тоже. Пил, окаянный, как сапожник, натерпелась я с ним. А ещё большим начальником был. Началось с банкетов, а потом и дома не просыхал. Набежало вас тут, подхалимов, собутыльников. Кроме родни и видеть никого не хочу…
Я бросился к двери. Все мои сомнения развеялись, и я окончательно убедился в необычайной эффективности моего препарата. Да так можно всё человечество перессорить! Добежал до набережной, вынул пузырек с реактивом и зашвырнул его изо всех сил в реку подальше…
Что было потом – и рассказывать не хочется. Хорошо ещё, что наш директор отходчив и незлопамятен, и моя репутация трудолюбивого и безотказного работника вскоре была восстановлена. А перепуганная моим поведением жена стала относиться ко мне добрее. Так что мой короткий бунт пошёл ей на пользу. Одно меня огорчает – лопнула моя мечта о собственном бизнесе…