ОСЕННИЙ САНТА-КЛАУС

Фаина Зименкова
Стояла золотая осень. Все последние дни солнце щедро одаривало землю своим благодатным теплом. Как любила Марина эти короткие, но такие дорогие и милые дни «бабьего лета»! Природа будто прощалась перед дальней дорогой к зиме, облачаясь в свой изысканный золотой наряд. Воздух был чист и прозрачен. За окном, в небольшом сквере, всё было устлано красно-оранжевым ковром из осенних листьев. Повсюду бегали детишки, собирая яркие кленовые букеты, а на скамеечках, под ласковыми лучами осеннего солнца, блаженствовали их бабушки.
Марина смотрела в окно и любовалась, глядя на эту щемящую прощальную красоту. Она с грустью подумала: «Вот и мы могли бы сейчас вместе гулять в сквере, наслаждаясь осенней красотой. Под ногами бы шуршали осенние листья, а он бы читал мне стихи об осени. У него стихи на все случаи…»
Марина снова погрузилась в воспоминания… Вспомнила, как совсем недавно они гуляли вдоль моря, взявшись за руки, и как вдохновенно он читал ей стихи о море. Марина слушала тогда, как завороженная. Никогда не встречала она мужчин, так тонко чувствующих, любящих и понимающих поэзию. Ей всегда казалось, что поэзию, особенно лирику, женщины чувствуют гораздо тоньше.
Весь последний месяц она только и делала, что перебирала в памяти недавно проведённый на море отпуск. Как ей всё-таки повезло с отпуском, думала она. Это был подарок судьбы. Как благодарна она Ирине Федоровне из профкома, что та предложила ей горящую путёвку в пансионат в Крыму. Иначе никогда бы она не узнала, что такое любовь.
«Любовь. А любовь ли это? И где она теперь, эта любовь? Он — там, в Питере, я — здесь, в Москве: страдаю, не ем, не сплю. А он молчит, вот уже больше месяца. Да, видно, он уже и забыл о моём существовании. Или вспоминает, как об очередном любовном приключении из его женской коллекции. А я влюбилась в него, как последняя дура. — Марине стало совсем грустно от этих мыслей, хотя ей хотелось верить, что он не такой, что он был с ней искренним, честным и по-настоящему влюблённым. — Ну, не могли же меня обманывать его глаза, его руки, голос, его стихи, наконец!».
Марина не заметила, как это вырвалось у неё вслух. Она невольно оглянулась вокруг, не слышал ли кто, и тут же успокоилась, дома-то никого нет. Дочку Аню с утра отправила с подружкой в кино на утренний воскресный сеанс, потом, они сказали, что пойдут гулять в сквер, за осенними листьями для гербария. Учительница дала задание на выходные. Так что вернётся не скоро.
Марину с самого утра сегодня не покидало какое-то странное предчувствие «чего-то предстоящего». Это чувство волновало, тревожило её, не давало покоя, она не могла понять, что это?
«А вдруг он возьмёт и приедет ко мне сегодня? — подумала она. И тут же с грустью понимала всю нелепость такого предположения. — Глупость, какая! Прошло столько времени, почти месяц, как мы расстались. От него — ни слуху ни духу, и вдруг приедет. Да и как он сможет объяснить мне столь длительное молчание? Нет, дорогая, не надейся, не обманывай себя, твой волшебный роман уже завершился», — язвительно подытожила она свои мысли.
Резкий телефонный звонок вывел её из оцепенения. Марина вздрогнула. В последние дни она постоянно вздрагивала от телефонных звонков, будто какой-то из них мог принести ей судьбоносное известие. На проводе была подруга Зойка.
— Привет, это я. Ну, что, нет новостей? — затарахтела та без предисловий. Последние четыре недели каждый день, а то и по нескольку раз в день она звонила и всегда начинала разговор с этой, уже ставшей сакраментальной фразы «Ну, что, нет новостей?» Под новостями, естественно, подразумевалась одна — новость о Нём. Но, увы, Марина не могла ничем порадовать свою подругу, которая очень переживала за неё.
Они немного поболтали, в который раз вспоминая подробности прошедшего отпуска. Потом, поговорив об Алёнке, о хорошей погоде, они попрощались, чтобы вскоре снова созвониться и всё повторить сначала.
Марина была счастлива, что там, на юге, она обрела ещё и замечательную подругу. Она вспомнила, как в первый же день, когда она только что устроилась в своём пансионатском номере, к ней постучали. Вошла довольно миловидная женщина, примерно такого, что и Марина, возраста. Приветливо поздоровавшись, она спросила, не возражает ли она против их совместного проживания в этом номере. «Меня направили сюда, но если вы «против», я могу поменять номер», — заключила Зоя, так звали женщину.
Марина ничего не имела «против», и даже, наоборот, Зоя ей сразу очень понравилась. И они быстро подружились. Они действительно оказались почти ровесницами, с разницей лишь в год. К тому же они обе были москвички, что сблизило их ещё больше, даже несмотря на их разность в характерах, а может быть — наоборот, противоположность притягивала их друг к другу. Марина была спокойная, рассудительная, очень осторожная в своих поступках. Зоя же была быстрая, стремительная, с жадностью хватающаяся за жизнь во всех её проявлениях, особо не задумываясь о последствиях. «Живи красиво! Бери от жизни всё возможное, если она тебе это преподносит. Бери сегодня, потому что завтра может быть поздно». — Она часто повторяла эти фразы, которые были её жизненным кредо, и философски рассуждала:
— Сколько нам осталось в этой жизни? Почему мы должны ограничивать себя в житейских радостях? Годы так стремительно летят, не успеешь оглянуться — и ты уже беззубая бабка. А кому такая будет нужна? Поэтому, пока ты ещё молодая, красивая, радуйся жизни и бери от неё всё, — философски заключала она.
Она была беззаботной и лёгкой в общении, ко всему относилась с юмором. Её жизненная философия, однако, не была разрушительной, она была доброй и отзывчивой по своей натуре. Она лишь хотела быть счастливой, любимой и необходимой кому-то. А разве это грех? Зоя всегда радовалась успехам подруги и никогда не завидовала. Впрочем, только однажды у неё вырвалось: «Ты Маринка счастливая, у тебя есть, для кого жить, а вот мне бог не дал детей. Ну что ж, может, так оно и надо. Какая из меня мать, сама посуди? Потому, наверное, и не дал». Больше к этой теме они не возвращались.
Весь заезд в пансионате они были вместе: ходили на пляж, купались, загорали, развлекались, без умолку болтали…
В первый же день их пребывания, во время обеда культмассовый работник объявил отдыхающим, что сегодня состоится танцевальный вечер знакомств. После ужина Зоя стала примерять свои наряды, привезённые с собой.
— Ты в чём пойдёшь? — спросила Зоя подругу.
— Куда? На вечер? Да нет, я, наверное, не пойду. — нерешительно ответила Марина.
— Как это не пойдёшь? Ещё как пойдёшь! Ты что, сюда приехала сидеть на завалинке и греться на солнышке, как пенсионерка? Нет, не выйдет! Такая красота не должна пропадать даром. Это слишком расточительно. Мы обязательно пойдём, и закадрим там самых лучших мужиков, вот увидишь.
И они пошли. И как же Марина благодарила потом и небо, и судьбу, и подругу свою, которая убедила её пойти на танцы. Слова Зои оказались поистине пророческими. Не успели они появиться на танцплощадке, как в их сторону направился рослый широкоплечий мужчина лет сорока. Он подошел к Марине, широко улыбнулся ей, как старой знакомой, и пригласил её на танец. В его сильных объятиях Марина почувствовала себя пушинкой, которой можно управлять дуновением лёгкого ветерка. С этой минуты они не расставались весь вечер. Сергей оказался не только хорошим танцором, но и очень интересным собеседником, живым, обаятельным и очень весёлым. Последнее качество для Марины было особенно ценно. Ей всегда нравились люди лёгкие, обладающие чувством юмора, умеющие при любых обстоятельствах не терять самообладания. С такими людьми ей было легко и комфортно. Она сразу почувствовала к нему глубокую симпатию.
Потом он пошёл провожать её. Они долго гуляли по набережной, прошлись по территории пансионата, он познакомил её с местными достопримечательностями. Сергей отдыхал здесь уже вторую неделю, поэтому успел здесь всё досконально изучить. Потом они ещё долго сидели на скамейке, близ её корпуса. Ей безумно не хотелось расставаться. Ещё день назад она даже не знала о существовании этого человека, и за один только вечер он успел стать для неё таким родным и близким.
«Неужели так бывает?» — со страхом думала она. В Сергее была какая-то мощь, надёжность, глубокая порядочность и искренность. Она собралась с силами и стала прощаться, ведь завтра, точнее уже сегодня, рано идти на завтрак. И вдруг он резко приблизился к ней, порывисто притянул её к себе и жадно стал целовать. Почва ушла из-под ног Марины, она застонала. Никогда, ни с одним мужчиной, ничего подобного она не испытывала. Никогда не забудет она этот чудесный, долгий поцелуй. Она вырвалась и счастливая побежала в корпус.
А в номере её с нетерпением ждала Зоя.
— Ты что, не спишь? — удивилась Марина, увидев её совершенно бодрую.
— Заснёшь тут с вами, такие события разворачиваются! — весело отпарировала подруга. — Ну, давай, рассказывай? Было? Как он?
— Что было? Ты о чём, Зой?
— Как о чём? Ты что, ребёнок, тебе всё на пальцах объяснять, что ли? Не в ладушки же вы играли до четырех утра?!
— Зой, ничего не было, и быть не могло. Ты что, мы только познакомились, и сразу в постель, что ли? Я так не умею. И вообще, я к этим вещам очень серьёзно отношусь.
— Ну и дура. Скажешь тоже — серьёзно! А что, постель — это несерьёзно? Это очень даже серьёзно. Он ведь тебе понравился? Я видела, как ты никого не замечала вокруг, как у тебя глаза горели, когда он что-то тебе говорил. У меня глаз намётанный. Со мной можешь не хитрить, я насквозь людей вижу, особенно в этом деле. И он на тебя тоже запал, сразу видно. Так зачем мучить друг друга! Ведь всё равно этим всё и кончится.
Подруга, конечно, и здесь оказалась права. Марина держалась ещё два вечера, но всё труднее было ей сдерживать себя. Она совсем потеряла голову, и в конечном итоге — бросилась головой в омут…
…Все последующие дни она летала как на крыльях. Такой лёгкости, такого ощущения счастья она ещё никогда ещё не испытывала. Их безумные общения доставляли им неописуемую радость, они говорили взахлёб, каждый раз, словно это был их последний вечер: читали друг другу стихи, рассказывали о своей прежней жизни, много шутили, смеялись, плавали по ночам в море.
Две недели пролетели как один миг. Пришло время расставаться. У Сергея закончилась путёвка. Только теперь Марина осознала, что их идиллии пришёл конец. Нет, она не может так просто расстаться с ним, отпустить его от себя. Она не выдержит разлуки с ним. Она так долго шла к своему счастью, так долго ждала его…
Сергей переживал предстоящую разлуку не меньше, чем она, но старался держаться мужественно. Он говорил ей, что, как только она закончит здесь свой отдых и приедет домой, он постарается за это время уладить свои дела по бизнесу и вырвется к ней на недельку в Москву. А потом они решат, как им быть дальше. Сергей сказал, что теперь не мыслит дальнейшей жизни без неё. Он объяснил Марине, что у него отлаженный бизнес в его родном Питере, откуда он был родом, поэтому он не может его бросить, и что самое лучшее, если бы они с дочерью переехали к нему. У него большая квартира, отлаженный быт, они ни в чём не будут нуждаться. Но Марина сказала, что не может вот так сразу всё бросить: дом, работу, место жительства, школу дочери. Всё это не так просто. Таким образом, разговор у них остался открытым. Оставили решение вопроса до встречи в Москве…
А теперь вот — ни звонков, ни приездов. Неужели можно было так врать? А каким же искренним он казался, каким правдивым! Кому же после этого вообще можно верить?
Марина в который раз перебрала в памяти все их разговоры, клятвы, обещания. Первый раз она встретила наконец мужчину своей мечты. Первый раз она так безоговорочно поверила ему. Первый раз она была безумно счастлива с мужчиной, в котором ей хотелось раствориться, растаять, отдать ему всю себя, без остатка. А он ушёл. Ушёл, и не вернулся. Было невыносимо больно от этого. Не хотелось жить.
От беды спасала только дочь. Она любила Анютку всем своим пылким материнским сердцем, всей своей неутолимой любовью. Расставшись с нелюбимым мужем, она переживала за дочь, что лишила её отца, и пыталась всячески компенсировать его отсутствие. Она ни в чём не отказывала ей, одевала её как куколку, покупала ей хорошие книги, водила в театры, музеи, на экскурсии, проводила с ней много времени. Летом ездила с ней от института в подмосковный пансионат, где отдыхали в основном бабушки с внуками и редко — мамы с детьми. Ей было там скучно, в окружении пенсионерок, но она не думала о себе, главное, было бы хорошо её Анечке. А ей там действительно было хорошо: отдельный домик, лес, прекрасный воздух, хорошее питание, подружки, с которыми они встречались там каждое лето, и потом, всю долгую зиму с нетерпением ожидая новых встреч…
После подмосковного пансионата, когда у Марины кончался отпуск, она отправляла Анютку от института в детский лагерь отдыха для школьников. Лагерь был ведомственный, очень хороший, и Анечка всегда возвращалась оттуда радостная, счастливая и окрепшая.
А Марина, как всегда, днём работала инженером на кафедре в своем вузе, по ночам подрабатывала на швейной машине. Она хорошо шила, обрела это умение ещё в юности, когда в стране был сплошной дефицит всего. Тогда её мастерство здорово выручало её и её подруг, которых она также обшивала. Но и сегодня, несмотря на большое изобилие товаров, заполонивших все рынки, у неё еще были заказчицы на индивидуальный пошив. Одни — из очень больших амбиций и любви к неординарности, другие — в силу своих специфических фигур, на которые ничего нельзя было купить в массовом производстве пошива. Так что на свой хлеб с маслом, а иногда и с икрой, Марина всегда могла рассчитывать.
…Мысли снова перескочили на душевные боли, неотступно мучившие её последний месяц. Самое ужасное для Марины во всей этой ситуации было обмануться в человеке, которому она безоговорочно поверила. Она стала рассеянной, целыми днями пребывала в апатии. Свои обязанности в институте исполняла без всякого энтузиазма, механически, обратив вскоре на это внимание заведующего кафедрой:
— Мариночка, вы не заболели? Что-то вид у вас какой-то неважный. Может вам показаться врачу? — тревожно спросил он как-то её.
Марина отшутилась, а про себя подумала, что надо взять себя в руки, нельзя так распускаться. Но, возвращаясь домой, ничего не могла с собой поделать, давала волю эмоциям. Отчаяние продолжалось.
Однажды она, пересилив себя, свою гордость, заставила себя позвонить Сергею домой. Но питерский телефон молчал. А время было уже за полночь.
— Где же это он гуляет так поздно? — ревниво пронеслось в её голове. Она позвонила ему на мобильный.
«Набранный вами номер не обслуживается» — бесстрастно прозвучало в трубке. Так, в неведении она жила все дни, не решаясь больше звонить. Сегодня она снова решилась на звонок.
«Будь что будет, — решила она. — Ну, унижусь ещё разок, ну пошлют меня на худой конец. По крайней мере, буду знать, что надеяться мне не на что. Будет хоть какая-то определенность. Ну, не могу я больше так жить, измучилась вконец».
Она набрала его домашний номер. Редкие длинные гудки говорили либо об отсутствии хозяина, либо о нежелании его брать трубку. Мобильный также продолжал хранить молчание. Убийственная неизвестность продолжала мучить.
Чтобы как-то заглушить невыносимую тоску, она пошла готовить обед. Скоро придёт дочь, надо кормить её. Остаток выходного дня она провела с Анютой: пообедали, потом вместе оформляли гербарий из принесённых ею кленовых листьев, читали книжки, беседовали. Анютка рассказывала о своих впечатлениях о просмотренном утром фильме. Потом был ужин, вечернее купание и, наконец, отход ко сну… Последняя мысль, которая промелькнула у неё в полусонном мозгу, была: «Так ничего особенного и не случилось сегодня. Предчувствие обмануло меня. Ну, что ж, спокойной ночи всем». И она погрузилась в тяжёлый, глубокий сон.
…Рассвет ещё только начал брезжить, в комнате стали различаться лишь смутные очертания, как в дверь позвонили. Звонок был резкий и настойчивый. С трудом очнувшись от тяжёлого ночного сна, Марина встала, сонная, ничего не понимая, что происходит, шатаясь, пошла к двери.
— Кто там? — испуганно спросила она, подойдя к ней.
— Санта Клаус! — послышалось за дверью. Сон как рукой сняло. Она моментально узнала родные интонации. Из тысячи голосов она бы узнала его, ни с чем несравнимый, такой родной и такой близкий голос. Ноги подкосились у неё, и она тяжело опустилась на пол, не в силах больше стоять.
— Ты откуда? — едва выдохнула Марина.
— С того света. Не пугайся, я из Лапландии.
— Так ведь Новый год ещё нескоро — сказала она, не совсем соображая, что говорит.
— Нет, моя хорошая, ты не права. У каждого свой новый год. Наш новый год наступит, я надеюсь, сегодня. Открой, пожалуйста, хоть я и Санта-Клаус, я чертовски замёрз. Я приехал ночным поездом очень поздно и дожидался рассвета на вокзале, не хотел тебя так рано будить. А потом всё же не выдержал, и с первой электричкой в метро примчался к тебе. Пусти погреться, а?
Она больше не в силах была противиться своему счастью, такому огромному, как синее море, которое обвенчало их своей тёплой волной тем незабываемым августовским вечером.
…А потом были долгие поцелуи, объятия, море счастья, шутки, смех, как будто и не было этих мучительных дней ожидания… И только одна мысль приводила её в содрогание, в ужас, — мысль о том, что она чуть не потеряла его навсегда.
А случилось это, как рассказал он ей позднее, что, приехав с Крыма в родной Питер, он попал в ужасную автомобильную катастрофу, и все это время с перевязанным черепом, замурованный в гипс, он пролежал в реанимации. И только благодаря огромной жажде жизни и волшебным рукам хирургов, которые так тщательно перекроили и заштопали его, он остался жив. Его и сейчас не отпускали из госпиталя, но он больше не мог там находиться, рвался в Москву, к ней, и при первой же возможности сбежал оттуда.
— Наверно, я уже нахожусь в розыске, как нерадивый пациент, — как всегда с юмором сказал он. — Так что учти, ты берёшь на себя большую ответственность, покрывая беглеца.
— Я охотно возьму на себя любую ответственность, лишь бы ты был всегда рядом со мной. С тобой мне ничего не страшно, — радостно засмеялась в ответ Марина и нежно прижалась к его загипсованной руке.